Название: О том, что на троих не делят
Автор: Рису-чан А.К.А. АЦЦкая Бело4ка
Фандом: Таня Гроттер
Размер: мини
Персонажи: Ванька/Таня/Ягун, Гробыня, как независимый наблюдатель со стороны, прочие трудновоспитуемые волшебники фоном
Жанр: Гетоджен, романтика, юмор, драма, фэнтези, психология, философия, повседневность, смарм
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: Вся богатство, слава и могущество - богоравному Дмитрию Емцу
Краткое содержание: Дружба дружбой, а табачок, любовь и прочие житейские радости - врозь
Написано на заявку: "Таня Гроттер. Ванька/Таня/Ягун. "Дружба дружбой, а любовь любовью!" Подраться из-за Таньки."
Прочитатис писанинисУсаживаясь в общей гостиной с флакончиком магцветного лака для ногтей, Гробыня даже предположить не могла, что ей выпадет радость насладиться таким дивным шоу. Она же была не вещунья. И, тем не менее, неподготовленность её хрупкой и ранимой душевной системы ничуть не испортила ей удовольствия.
По полу с шумом и не поддающимися расшифровке возгласами, катались дубасящие друг друга Баб-Ягун и Валялкин. Дрались они с завидной злостью, которой не ожидалось от двух таких бывалых приятелей. От них, разве что, искры не летели. И из их колец – тоже: хвала Древниру, ни один из них не догадался использовать магию, предпочитая лопухоидный способ выяснения отношений, древний, как мир, и надежный, как лом.
Увесистый Ягун, в котором только одного чувства юмора было килограмм на двадцать с излишком (и это еще не считая ушей) без особого труда вдавливал худенького Ваньку в пол. Однако, несмотря на то, что по габаритам внук Ягге превосходил Валялкина, ему явно приходилось несладко: локти и колени у ученика Тарараха были острые, а руки – цепкие, привыкшие к удержанию диких животных.
Гроттер некоторое время бегала за этим пинающимся комком из парней, умоляя успокоиться, но этим лишь привлекала к ним лишнее внимание. Осознав это, Таня досадливо отошла в сторону, пытаясь стать как можно незаметнее. Зато Верка Попугаева и Дуся Пупсикова, некстати появившиеся рядом, навели столько суматохи, что вскоре все скучающие обитатели Жилого Этажа собрались поглазеть на внеплановый магладиаторский бой. Предусмотрительный и неисправимый коммерсант Семь-Пень-Дыр даже открыл неофициальную букмекерскую контору и теперь принимал ставки. Он всегда был продуманным и из любого события предпочитал получать выгоду.
Горьянов мерзко осклабился с выражением наслаждения на лице, от которого любое озеро мечтательно затянулось бы тиной. Он мрачно радовался, что до его проворного и языкастого вечного врага наконец-то добрались. Шурасик торопливо припоминал всё, что прочитал в «Самоучителе юного драчуна», и прикидывал, не стоит ли ему вмешаться. С одной стороны – хотелось поучаствовать, чисто из научного любопытства, с другой – репутация интеллигента не позволяла. Мудро решив избрать метод наблюдения, где, как известно, вмешательство экспериментатора может навредить самому процессу, он ушел в самый дальний угол. Но при этом не забывал кропотливо заносить все подробности в блокнотик, просто так, на всякий случай.
Гломов тоже грустно томился в стороне. Он перетаптывался с ноги на ногу, поджидая момент, когда заваруха выйдет на более масштабный уровень, чтобы ненароком попасть в её центр. Пользуясь тем, что внимание Гуни занято, Жикин потихоньку скользнул мимо него к дивану, где сидела Склепова. У него выдалось «окошко» в расписании свиданий и он намеревался его заполнить.
Однако Гробыне было не до тибидохских красавчиков. Она вдруг не без зависти отметила, что за неё никогда никто так яростно и шумно не дрался. Разве что, отбивался от буянившего от ревности Гломова. Это немного задевало её самооценку, которая не терпела кого-то, кому везло больше неё. О том, что драку двух твоих лучших друзей везением вряд ли можно назвать, Гробыня как-то не подумала.
Наконец Валялкин, тяжело дыша, с победным видом уселся на спине Баб-Ягуна, как Александр Македонский на своем верном коне. После чего встал с изрядно помятого и обессиленного соперника, молча уставился на него сверху вниз. Нижняя губа Ваньки была разбита до крови, а на лбу красовалась объемистая шишка – кулаки у играющего комментатора были увесистыми. Но, несмотря на все боевые ранения, выглядел он явно лучше своего противника.
– Я зверею! Наобщаются, понимаешь, с гарпиями, а потом на людей бросаются, – обиженно пробурчал Ягун, поднимаясь и прикрывая подбитый глаз. – Совсем опсихел ты, маечник!
Тот сверкнул гневным взглядом, однако от комментариев удержался, милостиво оставляя это на чью-нибудь чужую совесть. Он всегда предпочитал действие словам.
Валялкин выглядел разозленным, даже оскорбленным и обиженным, хотя эту роль по праву необходимо было присудить внуку Ягге, чьё тело теперь напоминало хорошенько покатавшееся по бугристым горкам яблоко. Черты худого лица Ваньки обострились, губы сжались, брови то и дело хмурились.
Но когда он посмотрел на спину удаляющегося Ягуна, который ковылял из-за недавнего прицельного пинка в колено, в глубине его глаз на мгновение появилось нечто похожее на раскаяние.
Однако никому до этого дела не было. Пень ликовал и, с видом рефери объявив результаты схватки, принялся нетерпеливо, но достаточно деловито распределять полученные дырки от бублика. Зрительская толпа, сообразив, что больше интересного зрелища и, тем более, хлеба, на сегодня не предвидится, постепенно начала рассасываться. По мнению внимательной Гробыни – зря. Ведь именно в этот момент, а вовсе не раньше, происходило всё самое интересное.
Парни, изрядно друг друга потрепавшие, но от этого только усугубившие конфликт, как оно всегда и бывает, разошлись в противоположные стороны, весьма недовольные друг другом. Таня, оставшись между двух огней, как Одиссей меж Сциллой и Харибдой, едва сдерживала слёзы. Перед тем, как войти в свою комнату, Валялкин обернулся и украдкой кинул на неё быстрый взгляд, пытаясь увидеть, не пойдет ли она к внуку Ягге. Однако Гроттер явно было не до воткнутого в плинтус самолюбия играющего комментатора.
Губы её мелко дрожали. Она стояла посредине гостиной, которая постепенно пустела, с крайне потерянным и беспомощным видом человека, на глазах которого разбили дорогую вазу. Дорогую даже не по её розничной цене в лопухоидном магазине, а по ценности для души, когда важно не то, что она из династии Минь, а то, что её презентовала на новый год любимая бабушка с парой тёплых вязанных носков. Склеить-то еще, наверное, можно. Да вот только придется потратить на это не один день деликатной работы с тюбиком разъедающего глаза клея. И при этом еще обязательно останется тонкая сетка трещинок, напоминающая о прошлом. И о том, что, собственно, обстоятельства-то, при которых она разбилась, были жутко глупыми, нелепыми и туманно непонятными.
Даже если Гроттер и была внутренне терзаема сомнениями, к кому подойти первому, она решила этого не показывать. Вместо этого она сорвалась с места и кинулась в их с Гробыней комнату. Теперь всю ночь придется выслушивать, как эта сиротка ноет в подушку. Но посмотреть на это Гробыне будет приятно.
– Жалко бедную Гроттершу, – с притворным сочувствием протянула она. – Такая дурочка, что не понимает даже, из-за чего они весь сыр-бор устроили. Бедный Ягунчик всего лишь приобнял её за плечико костлявое, а Валялкин уже взбесился. Просто детский сад, вторая четверть!.. Говорила я, что все беды из-за женщин. Хотя какая Гроттерша женщина – сплошной пыльный свитер.
– Ну, а ты как хотела? Дружба дружбой, а любовь любовью, – со знанием дела согласился Жикин, который уже некоторое время сидел рядом с ней на диване и строил глазки, стремясь показать свой прямой нос в самом привлекательном свете. – Из-за любви города осаждали. Но эти же светленькие. Завтра уже помирятся, как ни в чем не бывало. Видела глаза Валялкина? Он первый же подойдет извиняться. Мягкий слишком, просто у него бывают вспышки подобного рода. Мы, влюбленные, все такие... ну, импульсивные, в общем.
Гробыня сверкнула на него хитрым глазом.
– Ути-пути, как мы философствовать умеем, оказывается! – сахарным голосом умилилась она, с нежностью клеща обвивая руку Дон Жуана местного разлива. – Ну, а ты, Жорочка, импульсивнюсик мой, готов за меня кому-нибудь морду набить? Но только чтобы так же страстно и яростно! Мне нужна зрелищность и кровь!
Жикин икнул, заметив, что Гломов, уже некоторое время любознательно наблюдавший за ними со стороны, недвусмысленно хрустнул пальцами, явно предлагая свою скромную кандидатуру на ответственную роль спарринг-партнера.
Нет, такой кандидат нам не нужен.
– А я пошел уже, – быстро извернулся Жора, внезапно обеспокоившись судьбой своих мужественных и пропорциональных скул. – Я вдруг вспомнил, что у меня... нежитеведение еще не доделано, да.
И тут же неуловимо ускользнул, оставив Гломова ревниво пыхтеть, ликующего Пня нежно прижимать к сердцу навар со ставок, а Гробыню томно вздыхать.
– Вот так всегда! – протянула она. – Всё и везде всегда только Гроттерше!